ЮРИЙ БЕЛОЙВАН
персональный сайт
Я не стараюсь быть разносторонней, или, как говорят
неординарной личностью. Просто хочу быть счастливым.
Счастье для меня – это гармония творчества, учёбы, здоровья,
работы и Бога. Если это есть – есть гармония, а значит, и Счастье.
Гостевая книга

Эверест-3

В экспедиции бывает такой день, когда все ее участники знакомятся. Кто-то знаком давно, а кто-то приехал первый раз. Это не про Эверест, конечно. Но еще есть команда поддержки, это гиды-шерпы, носильщики, повара, водители, которые везут от границы по Тибету. Потом водители везут тех, кому повезло, обратно. Вообще, наступает такой день, когда собирается вся команда. Все участники. Люди, которые на два месяца станут моей семьей, родиной, домом, больницей.
В этот день все приглядываются друг к другу. Пытаются понять и оценить шансы.
Я вспоминаю, как смотрят на нас шерпы, гиды, те, с которыми мы пойдем на вершину. В их глазах я прочитал процесс взвешивания и попытку представить, оценить. Возможно ли это тело, слишком большое для местных, низкорослых, засушенных людей, вынести из зоны смерти. Спасти, если что-то пойдет не так. В их спокойных глазах я увидел спокойное понимание того, что мою стокилограммовую тушу вряд ли возможно тащить.
Я понял, что должен рассчитывать на себя, свою подготовку, свои силы.
Я подумал, что, возможно, мне кажется, я накручиваю себя. Люди просто смотрят, им интересны новые лица. Хочется узнать, кто есть кто. Да даже просто понять на глазок, кто поднимется, а кто, наверное, опухнет мозгом, заболеет горняшкой или тупо простудится. Тибетцы вообще с интересом относятся к белым, большим людям. Всегда смеются, будто клоуна увидели.
Только носильщики в Папуа смотрят иначе. И хоть говорят, что давно не едят людей. А по взгляду видно, что оценивают тебя. Как пищу. Не в гастрономически-практическом смысле, а так – по привычке. Мало ли что.
Но когда знакомый гид подошел ко мне и сказал, что у нас из группы один не вернется, и точно показал - кто, я понял, что за 45 лет научился правильно понимать взгляды людей. Не важно, какой они расы и страны.
С этим гидом я ходил на восьмитысячник три года назад, и мы были старыми знакомыми. Как оказалось потом, он говорил об этом не только мне. Но иметь мечту, идеалы и прочий мусор - право каждого человека. И Джон сделал свой выбор: мне от этих новостей было не по себе. На всех выходах он намного опережал меня, был добр и весел.
Я, конечно, знал, что состояние в горах, как погода. Сегодня человек бодрый, а завтра, глядишь – мертвый. Так же точно шерпы знают погоду и умеют определить тот самый день, когда надо совершать восхождение. Их прогноз не менее уважаем и учитываем, чем официальные спутниковые данные. Погода – это очень серьезно. Наверное, поэтому все, кто в этом году будет восходить, делают это в 2-3 дня в году. 3 дня из 365 – этоменьше 1% удачных дней в году. И для того, чтобы использовать эту возможность, нужно оказаться в правильном месте в правильное время, а именно в штурмовом лагере. Не просто находиться там, а быть готовым и стартовать в назначенное время.

Эверест-3 Эверест-3 Эверест-3 Эверест-3 Эверест-3 Эверест-3

Каждая мелочь важна, каждый шаг может стать последним. Не то чтобы прям риск был настолько силен. Столько адреналина не надо высокогорным демонам для еды. Дорога длинная, и шагов на ней десятки тысяч. Но каждая травма, перелом, даже вывих могут не дать возможности передвигаться самостоятельно. А передвигаться там можно только самостоятельно.
Люди привыкли, что дома стоит набрать 911 или 02, как сейчас у нас, я не знаю, и тебя спасут. Не получается от этой веры отстать и на Эвересте. Хотя в обычной жизни, дома, если скорая приехала вовремя и все на месте, не факт, что спасут. Но вера умирает последней.
Вот и на горе верят люди, что помощь придет. Что спасут их ребята и вынесут на своих натруженных спинах.
Когда-то на галечном пляже в Ялте рядом с нами расположился человек. Он познакомился с отцом. Они разговорились и закурили. Мужчина был ровесником отца. Он долго не раздевался, вернее не снимал высокие, почти до колена шнурованные ботинки. Потом как-то виновато снял их, и оказалось, что у него нет обеих ног. Где-то посредине между коленями и тем местом, где должна быть стопа, нога оканчивалась. У него были такие розовые, круглые в сечении культи-морковки. Я избегал смотреть на них и все равно смотрел все время. Не помню, что сказал мне этот мужчина. Как-то пошутил, по-моему. Мне его ноги очень не нравились. Даже не знаю, почему. Они были аккуратные, ровно -розовые, чистые. Не было грязных ногтей или кривых пальцев. Синих узловатых вен не было. Вообще ничего такого неэстетичного. Но мне как-то было неловко. Обидно за отца, что у него такой знакомый появился. Помню какую-то неловкость и страх, как будто бы я боялся, что это заразно.
Я точно не помню, как было дело в деталях. Такие вещи помнишь массой. Как одно событие. Это как в кошмарном сне – я точно не помню, что там было такое кошмарное. Точно знаю, не мог бежать, шаги были медленными. Не важно – догонял я или убегал. Мне было от этого страшно. От беспомощности. От того, что я задыхаюсь, нет воздуха. Выхода.
Так было и в тот день. Не помню, как точно было. Я оказался на надувной лодке. Она качала меня на небольших волнах, недалеко от берега – небольшой полоски серо-черной блестящей гальки. Набережная была отлита из грубого бетона и высоко поднимала проходящих где-то сверху отдыхающих. И тут я перевернулся на очередной волне и оказался под водой. Ноги мои при этом застряли под бортами лодочки. Я барахтался и не мог поднять голову из-под воды. Ведь ноги были на поверхности, а я не умел плавать. Испугался, дергался и начал захлебываться водой.
Не знаю, где был мой отец в это время. Но в минуту, точнее секунду, когда я понял, что не справлюсь, меня вытащили из-под лодки. Вытащил меня новый безногий друг. Как он доковылял на своих обрубках, почему он один меня увидел и оказался ближе всех? Может, это был мой личный ангел-хранитель? Может, смыслом его жизни было не замерзнуть, лишившись ног, а спасти семилетнего мальца в Алуште или Алупке? Он вытащил меня. Вернее, он был первым, кого я увидел. Он спас меня и вытащил на берег. Я снова посмотрел на его ноги. У него были нормальные, красивые мужские ноги. Просто на них не было ступней и пальцев. Это было не важно. Это был очень хороший и важный для меня человек. Так, наверное, все относятся к своим спасителям. Не только тем, кто уже спас. Но и к тем, кто еще, возможно, когда-то спасет тебя.
Мы относимся к ним с нежностью и доверием. Даже если знаем, что спасти нас невозможно.

Эверест-3 Эверест-3 Эверест-3 Эверест-3 Эверест-3 Эверест-3

Они как страховка. Эта веревка похожа на пуповину. Она держит нас и привязывает к телу матери-земли, не давая сорваться в пропасть.
В жизни такая страховка есть у каждого, она сплетена из любви, дружбы, бескорыстного служения. Она удерживает меня в жизни и не дает сорваться в пропасть. Оберегает от одиночества. Пока я прикреплен к страховке, я не один. Со мной те, кто повесил эти перила. Со мной рядом те, кто так же, как я, идет по ним впереди и позади меня.
Ненависть, злоба, обиды постепенно разрывают волокна этой веревки. По ниточке, по жилочке день ото дня. Обрекая на одиночество, отупение и забвение. Это очень сложно объяснить людям, что приходят в мою жизнь и навязывают свои взгляды. Они хотят, чтобы я вместе с ними ненавидел кого-то. Они не хотят отвечать за себя и свою судьбу. Они хотят, чтобы таких, как они, было много. Это позиция стада обезьян. Раз нас много, значит, мы правы. А что главнее правоты.
На днях один обезьян написал мне в «Фейсбуке», что раз я не хочу разделять его чувства (хотя какие у обезьян чувства?), то значит, я не украинец, а хохол. Наверное, он хотел меня этим сильно обидеть и вывести в свое поле жизни. Как ему объяснить, что так нас в России называют либо глупые, малообразованные люди, либо сами украинцы. Если человек говорит – у меня мать хохлушка, мне на него обижаться?
Я ведь понимаю, что обиды – очень серьезный выброс негатива. Обиды когда-то оборвут мою страховку.
Возможно, цель этого персонажа – оборвать мою страховку и уничтожить то, что спас безногий человек более 40 лет назад.
Ведь судьба и карма не управляют мной, они лишь реагируют на меня и мои поступки.
А вся их история была уже почти 100 лет назад. Были гетман и немцы, Петлюра и Центральная Рада с Директорией. У них была огромная сила. Они растратили ее на ненависть и убийство. С другой стороны, чему удивляться? Если Бог хочет побудить народ, он лишает его разума. Он дает ему неразумных вождей. Когда люди проявляются как обезьяны, какая может быть у обезьян армия, Рада, государство? Именно от этого все беды. Судьба реагирует на меня. Не важно, кто я: Человек, Народ, Планета. Судьба реагирует на меня. Не важно, из чего я сделан. Вернее, все люди сделаны из одинаковых атомов. Важно то, как эти атомы во мне организованы. Что я несу миру.
Понять это несложно, а вот перестать быть частью толпы, стада… Почему все простое так трудно исполнить? Легче безногому спасти тонущего мальчика, чем миллионам здоровых спасти себя.

Эверест-3 Эверест-3 Эверест-3 Эверест-3 Эверест-3 Эверест-3

Тем ведь человек от обезьяны отличается, что обезьяна всегда будет обезьяной. Человек же может быть тем, кем он захочет быть.
И когда 100 лет спустя страна и народ делают старые ошибки, они говорят: видно, мы не умеем учиться на ошибках и истории. На самом деле они вели себя как животные 100 лет назад, ведут себя так же и сейчас. Вот и результат такой же. Как тогда, так и сейчас, никто не хочет думать о героях. Настоящих героях, тех, кто отдал жизнь, пускай за чужие, пускай неправильные убеждения.
Никто не хочет знать, где их оторванные руки, ноги, головы, куски кожи, кости. В каком виде и где это свалено. Как это выглядит и пахнет. Не думать о том, что матери или сестре придется платить сторожу, чтобы нашел и вытащил из кучи для отпевания.
Никто не хочет думать о запахе, который душит и выворачивает даже близких. Так было 100 лет назад, так происходит сегодня. Зло борется со злом, порождая еще большее зло.
А ведь человек есть свет и любовь. И на любви-пуповине держится он за эту жизнь. Как альпинист, зависший на горной стенке, полностью зависит от веревки, которая в этот момент и есть его жизнь.
Когда-то на Эльбрусе после мокрой холодной ночи я проснулся и вылез из палатки. Было очень холодно. Вечером был ливень, и вся группа промокла до нитки. А ночью ударил мороз, и все, что было мокрым и влажным, стало льдом. Вещи, как в «Джентльменах удачи», не гнулись, а куртка стучала о штаны. Я вылез из палатки. Наш лагерь был в небольшой котловине. Похоже на неосновной кратер. Весь он был заполнен ночным облаком-туманом. Я посмотрел вверх и увидел, что солнце уже взошло, но не может пробиться вниз из-за стен кратера. Мне так хотелось тепла и света. Я полез по склону все выше. Ощущение, будто всплываешь с глубины на поверхность. Вода все прозрачней, а свет все ярче. Вот я добрался до поверхности и вынырнул из облака на свет Божий. Я увидел края кратера, наполненного белым туманом. Солнце светило мне в спину. Моя тень как бы лежала на поверхности. Мой темный силуэт окружала яркая многополосная световая аура. Сразу я подумал, что это дух горы или что-то нереальное. Но я поднял руку, и силуэт поднял руку. Я подпрыгнул, и силуэт, светясь и переливаясь, подпрыгнул тоже. Я понял тогда, какой я могу быть или, может, какой я настоящий.

Эверест-3 Эверест-3 Эверест-3 Эверест-3 Эверест-3 Эверест-3 Эверест-3Эверест-3 Эверест-3Эверест-3 Эверест-3Эверест-3

Горы – это сжатая модель мира. Того, в котором мы живем. Спрашивать о смысле горных походов – тоже, что спрашивать о смысле жизни: есть ли смысл в стремлении к вершинам власти, в накоплении миллиардов, в самой жизни и во всем, что с ней связано.
За короткий период человек проживает как бы жизнь. Весь ее цикл. Набирается опыта, сил и энергии. Достигает вершины. Потом стареет и оказывается там же, где и начинал. Все как у людей. Кому такая правда понравится? Я лично видел немногих желающих.
Гораздо больше есть тех, кто переживает и ненавидит, осуждает. Согласен – трудно простить другому человеку то, что ради достижения мечты он жертвует силами, деньгами и иногда жизнью. Проще сказать, что мечта его – говно и сам он дурак.
Все негодяи, что оставили умирать полумертвого на вершине горы. Не спасли, не эвакуировали. Хотя в городах у нас пьяные замерзают на остановках и на скамейках в парках. Не знаю, что бы сказали те, кто остался на северной тропе Эвереста.
Не знаю, что сказал бы Джон. Джон, которому на третий день непальский шерпа сказал: «Ты не вернешься». Он все равно пошел. И остался на высоте 8800 м. Это была его вторая и последняя попытка покорить гору.
Когда мы спустились, то в вещах Джона нашли его мобильный телефон. Включили. Видно, он хотел отправить жене СМС: «Все ОК. Я жив, здоров». Ночью не было связи. СМС не ушла. Когда телефон включили он автоматически отправил сообщение.
Хозяин телефона уже три дня был мертв. Когда еще спустя два дня дозвонились до семьи, жена долго не верила и говорила, что получила от него СМС, что все нормально и он здоров, жив. В день, когда он умер, она родила вторую дочку.
Моя жена мало интересуется, чем я занимаюсь. Но когда спустя почти пять лет она посмотрела фильм, то сказала, что никогда не простит мне. Чего? Наверное, того, что я готов был рисковать жизнью и деньгами.
Когда я один спускался в мае 2011 года, на второй ступени у меня закончился кислород. Я промерз и плохо видел. Не мог найти веревку, чтобы пристегнуться для спуска. Было очень холодно. Мой спасатель остался с другими шерпами спасать Джона. У него остался мой второй баллон и рация. Я был один без связи, кислорода на второй ступени. Я понял тогда, что если никто не придет еще час, то я замерзну и вряд ли смогу спуститься. Я помолился и сел ждать. Через 40 минут пришел мой шерпа. Он сказал, что Джон умер, и мы вместе спустились со ступени.
По сути, он спас мне жизнь, а вот нести меня он бы не смог.
Это был самый длинный день в моей жизни. Лишних два часа в зоне смерти вымотали меня.
Наша группа пошла на восхождение около 20 часов вечера. Где-то в 4 утра я был на вершине. Батарейки фотоаппарата замерзли, и их хватило на два снимка. У кого-то не осталось и одного. Было очень холодно.
На спуске до штурмового взошло солнце. И если на подъеме я видел погибших только при свете фонаря, то по пути обратно было видно все. Сил было так мало, что их не осталось на переживания. Оказывается, для страха и радости тоже нужны силы.
Часов в 12 мы дошли до штурмового лагеря. Пару часов отдыха, и мы идем к седлу на 7000 м. Этот поход занял весь день. На спуске видел совсем другую тропу. Хотя мы шли по одному и тому же пути. Так сильно изменилось восприятие?
Когда я потом слушал бесконечные рассказы всех участников, то понимал – все видели по-разному. Так бывает.
Около 6 вечера мы были в седле. Впереди еще были лестницы через трещины, долгий спуск по леднику, и совсем не было сил.
На спуске по леднику поднялся сильный ветер со снегом. Меня засыпало с головой. Когда я сел отдохнуть, стало темно, сели батарейки.

Эверест-3 Эверест-3 Эверест-3 Эверест-3 Эверест-3

Около 12 ночи мы сошли с ледника. Еще был спуск до лагеря на 6500 м.
Мне кто-то дал батарейки, так что я не заблудился и шел комфортно. Меня удивляло, что я так долго иду и не увидел никого, лежащего на тропе. Через час я догнал одного из гидов. Он лежал на снегу и задыхался от горного кашля. В пересохшем горле образовывается явление под названием «горная сопля». Она барахтается и вызывает рвотный рефлекс и кашель одновременно.
Избавиться с определенного момента от нее невозможно. Можно только запить, растворить на время. У гида кончилась вода, и он задыхался в прямом смысле слова. Кашлял и хрипел. Не мог двигаться. У меня было пару глотков чая. Я отдал ему. Полегчало. Мы спустились до лагеря.
Праздновать не было ни сил, ни настроения. Я два раза уснул за столом в «кают-компании», потом еще раз у входа в палатку, прямо на камнях. Не было сил забраться в спальник.
В лагерь мы пришли в 2 часа ночи. Значит, мой подъем на вершину и спуск заняли 28 часов. 28 часов я был в пути.
Потом был еще спуск в базовый лагерь, сборы и выезд. Китайский пограничник посмотрел на нашу групповую визу и пересчитал нас. «Где еще один?» – спросил он. «Умер на 8800», – ответил гид. Китаец вычеркнул одну фамилию и поставил печать. Был человек, жил - и нет. Ни разборок, ни следствия. Достаточно того, что кто-то сказал: «Он умер».
Меня это не сильно тогда напрягло. Я подумал: ведь и в жизни никому нет дела по большому счету, где ты и что с тобой. Не считая, конечно, самых близких. Ну сколько у меня таких реально? Кто будет переживать и плакать – 2-3? Вот и весь багаж от 45 лет жизни.
Может, был бы наш не американец, я бы больше переживал? Да вряд ли. Все знали, на что шли.
Жизнь – она как мужская любовь. Мужчина может любить все человечество, но не умеет любить одного человека. И наоборот – переживать за одного, когда тысячи наполняют телами братские могилы лишь для того, чтобы олигархи с лицами сутенеров удвоили свои капиталы, чтобы их бабы купили сумки по цене 50 тысяч €, а дети героев–пополнителей могил и домов инвалидов, стали потом новыми героями, так и не поев досыта в этой жизни. Что в этой жизни важно по-настоящему? Кто это знает?
Я вспомнил, как тогда мы сидели в кафе после пережитого на Эвересте. Один парень у нас был с Курильских островов. Слово за слово, достали его: откуда на Курилах деньги на такие походы? А он ответил, что жизнь на Курилах нищая. От России-матушки ничего не доходит. Все снабжение от японцев. И случись завтра референдум, то 100% они уйдут в Японию. И я помню, что это предательство Родины всем не понравилось. Нельзя, мол, страну на части рвать из-за ошибок отдельных министерств и ведомств. Вообще, наезд был сильный. Но и паренек уверен был, что прав. Он-то там живет, ему виднее. Я сидел и слушал.
Мне по херу были Курилы, я ж киевлянин. Не думал, что и Донецк будет похеру. Вернее, не то что бы похеру. Но когда с обеих сторон все правы, когда у тех и других друзья погибают, как можно чью-то сторону принять? Кто я такой, чтобы судить кого-то?
Тем более, когда я точно знаю, что стоит мне принять любую сторону, и оборвется моя пуповина-страховка. Бессмысленно и страшно оборвется. Погаснет мое сияние, и стану я как те обезьяны, для которых ни страны, ни земли, ни государства.
Тогда молюсь я о том, чтобы Бог не лишал меня ума.

Комментарии:

Оставить комментарий
вверх