ЮРИЙ БЕЛОЙВАН
персональный сайт
Я не стараюсь быть разносторонней, или, как говорят
неординарной личностью. Просто хочу быть счастливым.
Счастье для меня – это гармония творчества, учёбы, здоровья,
работы и Бога. Если это есть – есть гармония, а значит, и Счастье.
Гостевая книга

Тромб

            Обычный мартовский день. Когда ещё не весна, но уже и не зима. Бледно-голубое ещё зимнее небо, а на нём яркое, по-летнему жёлтое солнце. В такую погоду непонятно, что надевать и легко ошибиться с костюмом. От этого то холодно, то жарко. Твоё тело, с одной стороны, уже ощутимо нагревает солнце, а с другой выстуживает ещё зимний ледяной ветерок. И ты не знаешь, что делать: радоваться весне или бороться с уходящей зимой. От этого многие весной болеют. Они путают перепады внешней температуры со своей собственной. От этого становятся нервными и пугливо-внимательными. Этим они привлекают к себе весенние простуды.

            В такой день, так сложилось, что мне выпало сдавать разные анализы, проходить разные КТ и МРТ. Не люблю любые походы к врачам и больницам. Мне кажется, что даже сам липкий воздух этих мест пахнет болезнью, унынием и смертью. Теперь к этим запахам прибавился алчно-зелёный запах денег. Ведь нужно оплачивать все эти офисы, лекарства и дорогое оборудование.

Каждый врач тоже смотрит рекламу и знает, что достоин самого лучшего. Значит, ездить хочет на Мерседесе, а жить в пентхаузе на Арбате или Патриарших. Вот и выходит, что, чем больше больных, тем лучше, точнее – выгоднее для врача. Бывает такая работа – лечить людей. Это почти как могильщик-ритуальщик. Чем больше мёртвых, тем выше продажи гробов и прочих его услуг. Интересно, какие у них скрипты для продажи своего инвентаря? Что сказать – не люблю я эти походы! А что делать? Приходится. Не мальчик.

            Обычно это надо делать утром натощак. Я был записан к девяти часам в какое-то учреждение в районе метро Спортивная. Сейчас много развелось таких бизнес-поликлиник и пунктов сбора анализов. Мне иногда кажется, что их в Москве больше, чем пивных. Что делать? Люди боятся умирать. А точной информации, что нужно для того, чтобы жить вечно, у медицины пока нет.

            Вышел из дома. Солнце. В нём сверкает зимний лёд на крышах домов и тротуаров, там, где он рухнул с высоты, разбившись на миллионы искр. Пошёл по Плющихе до Боткинской улицы, а там свернул в Боткинский переулок или проезд. Никогда не мог их все запомнить, как имена всяких важных и знаменитых людей. Даже, если я встречаю их в своей жизни, то память архивирует их на дальней полке и достать их совсем непросто.

            Пришёл вовремя. Красиво и чисто. Приветливые люди. На входе – реклама: «Наши анализы не переделывают». Надел бахилы. Теперь повсеместно это заведено – давать полиэтиленовые пакеты на обувь. Чтобы было чище и меньше убирать. Но кто думает, куда потом убирать с планеты весь этот пластик. А снег, лёд и грязь, вмёрзшие в подошвы постепенно оттаивают в бахилах и вытекают, долго оставляя небольшие грязные лужицы в самых неожиданных местах. Уж лучше, как раньше: приходишь в гости, снимаешь пальто, а тебе предлагают тапочки. У гостеприимных хозяев обычно их целая коллекция: от старых затоптанных с дырами на носках, до совсем новых, свежих, купленных специально для такого случая. Теперь не ходят в гости, и тапочки не дают.

            Я даже представить себе не могу, как иду в магазин, покупаю кучу всяких продуктов. Потом варю, парю, жарю, тратя на это пару дней. Потом нарезаю оливье, заправляю его серым Провансалем из трёхсотграммовой банки. Тащу водку, вино, шампанское и разное там пепси. Так моя мама всегда делала и все её подруги. Это был классический наш праздник. Когда руки не отмыть от свёклы, а последние блюда доходят в момент выпивания пятой рюмки. Мы ведь так привыкли отмечать. Может, теперь нет ощущения праздника от того, что люди перестали ходить друг к другу в гости?

            Дали подписать кучу бумаг. Когда читаешь эти анкеты, понимаешь, сколько есть у людей болезней, аллергий, инородных предметов от кардиостимуляторов до осколков и шрапнели. Всё это отмечается галочками в очень маленьких квадратиках, стоящих напротив каждой такой истории.

            Проверил. Я теперь всегда пытаюсь всё проверять – перечень, манипуляции. Оказалось, забыли все анализы крови. Добавили, вписали и даже извинились за невнимательность. Невнимательность… а ведь люди работают с самым важным нашим ресурсом – здоровье и деньги. Про здоровье – шутка, а вот деньги – это серьёзно J. Кто сдавал сейчас анализы и делал магнитную томографию, знают об этом.

            На самом деле, история не о ценах и не анализах. История о том, как чувствует себя человек, точнее, когда ему говорят, что он может умереть прямо в эту или следующую минуту. Но об этом позже. А пока приятные люди заботливо прокалывают мне вену и берут кровь. Ставят катетер, вводят в него разные контрастные препараты, пока я лежу в пластиковом саркофаге, зовущемся МРТ или КТ. Всё прошло быстро, около часа, и, уплатив, я вышел на улицу.

            Прогулялся. Дошёл до работы. Даже перекусить успел. Начал заниматься привычным делом – обучать людей тому, что на работе надо работать. Изменилось многое. Мы не только перестали ходить в гости. Мы разучились работать. Мне кажется, что теперь людям при сборке не вставляют такие опции, как внимание, забота, память.

            Нашим конструкторам кажется, что так легче, проще. А мне потом приходиться тратить время и жизнь, чтобы из этого «легче» сделать «как надо». У меня, если честно, не очень получается. От этого я злюсь и ругаюсь. Я рано поседел и постарел. Когда я прихожу с сыном на игру, то родители его сверстников говорят, что Саша с дедушкой пришёл. Мне на это плевать, но хорошего мало. Ведь старикам у нас давно ни почёта, ни уважения.

            В суете и беспокойстве пролетело часа три, и тут меня позвали к телефону. Взволнованный женский голос в трубке уточнил моё имя и отчество, а потом сказал:

- Вы сдавали у нас анализы и делали КТ грудной клетки.

            Потом задумчивая пауза. Так в кино врачи дают пациенту представить самое страшное. Потом голос продолжил:

- Вам надо сейчас срочно вызвать скорую, дать им наш диск и срочно ехать в стационар.

- Как?! Что?! – спросил я. – Что там такое?! Почему?!

Я ещё что-то спрашивал, но они не говорили. Только «срочно стационар», «вопрос жизни и смерти», что-то в этом роде.

- Но я себя прекрасно чувствую, - возражал я. – Вы могли бы точнее…

            Точнее не могли, и я передал трубку помощнице. Она оформляла эти обследования. После десяти минут разговора выяснилось, что у меня тромб в лёгком и если он… Последствия были бы самыми печальными. Я подумал, а если бы я решил не ходить и не сдавать, то ничего бы не знал. Хорошо это или плохо? А воображение рисовало мне вскрытие грудной клетки и всё, что с этим связано.

            Скорую я вызывать не стал. Честно доработал день, а потом дошёл до дома, собрал сумку и вызвал такси.

            За это время мы обзвонили всех и получили совет – ехать в большую государственную больницу. Никто из знакомых врачей не посоветовал дорогие и модные клиники, даже те, где они сами работают. Вот так всегда, если здоров человек, он ходит в частные больницы, и с ним там занимаются. Берут деньги и рассказывают истории. А когда умирать по-настоящему – тебя отправляют в большую городскую больницу для бедных.

            Заведующий больницей был знакомым. Меня встретили, приняли, осмотрели. Поместили в отдельную палату, а потом долго разные люди задавали мне похожие вопросы. Снова брали кровь и делали много анализов.

            В коридоре приёмного отделения по ночному времени было полно народу. Бомжеватого вида мужики со сломанными ногами и руками. Их мутные от водки глаза смотрели испуганно и безразлично. Залитый кровью старик хотел встать и пойти. Его держали, а он вырывался и что-то кричал.

            Около десятка женщин и девушек с разбитыми головами. Кто-то уже был забинтован и сидел тихо и задумчиво. У кого-то длинные волосы прилипли кровавыми змеями к голове, и казалось, что череп расколот. Пока я сидел у кабинета и ждал очереди, одна подошла ко мне и что-то говорила тарабарское и непонятное. «Может, сотрясение мозга? – подумал я. - Если у них есть мозг». Было впечатление, что где-то в Москве проходит чемпионат по разбиванию женских голов. Дело близится к финалу, и поэтому головы разбиты, а их собственницы живы и сидят в креслах.

            Я подумал – вот сидит девушка, молодая и симпатичная, у неё течёт кровь, и ей явно плохо – и вот это зрелище не вызывает ажиотажа ни у снующих в белых халатах джентльменов, ни у других мужчин. Никто не стремится ей помочь. Хотя бы утереть  кровь и слёзы.

            Не стремлюсь и я. Может, где-то в другом месте я бы помог и слёзы вытер. А тут мне нет дела. Я жду, что мне скажут. Я не боюсь умереть. Во мне нет страха, и я не дрожу за свою жизнь. Мне просто не важны ни их слёзы, ни их кровь, что капает со лба на модное платье.

            Где-то около часа ночи меня перевели в отдельную палату в отделение сосудистой хирургии. Я лежал на дорогой немецкой кровати в душной палате, где не открывались окна, и думал: «Сколько, интересно, в этой палате умерло людей? А на этой кровати?» Когда потом я рассказал об этом, мне ответили, что не смогли бы лечь на кровать с такими мыслями. А моя беда или счастье в том, что я могу думать о подобном и при этом спокойно спать на этой кровати.

            Выспался я очень хорошо, хотя проспал пять часов. С вещами я привёз из дома «умную» подушку, но не привёз полотенце, ложку и кружку. Утром подушка показала качество сна 98%. Такого не было за всю мою дружбу с этой подушкой. Мне снилось что-то медицинское – большой сгусток крови, плывущий в сторону моего сердца.

            На завтрак дали манную кашу и бутерброд с докторской колбаской. Докторская колбаса для больного… что-то есть в этом сакральное, исцеляющее. После завтрака брали кровь. А потом я ходил по этажу. Через открытые двери я видел лежащих по трое-четверо людей в палатах. Кто-то молчал, кто-то громко говорил по телефону, не обращая внимания на своих соседей.

            А потом пришёл главный врач и заведующий отделением – взрослые, очень серьёзные и бывалые по виду мужики. Снова спрашивали меня, как я попал сюда. Внимательно слушали, а потом один из них, что старше, сказал: «У вас всё хорошо! Нет никаких тромбов и опасностей. - Он посмотрел на меня взглядом бывалого хирурга. – Я не знаю, - сказал он, - зачем они вас прислали? Вы можете выписываться».

            Вот так. Я выписался и с больничной сумкой поехал в тир на тренировку. Потом обедал в кафе. Смотрел на сидящих вокруг людей, для которых имидж и богатство – главное в жизни. Они ели обеды ценой равной пенсии старика-ветерана и о чём-то беседовали. Потом я не хотел ехать на такси и пошёл пешком до дома.

            Я тащил сумку и думал, что мне теперь делать с этими двумя мнениями? Забить и жить, как жил, или ещё найти кого-то, кто расскажет мне, что происходит на самом деле? И кто он, этот человек, кто всё знает? У меня нет таких знакомых. Так я и остался с двумя мнениями, но без конкретного ответа: что мне делать и как жить дальше?

Комментарии:

Оставить комментарий
вверх